Дом встречает прохладой.
Он небольшой, всего две комнаты, чистый деревянный сруб. В кухне шумит телевизор, а на печке дрыхнет кот. Здесь, в деревне, все по-другому. И если я бываю здесь редко, то дед возвращается в город лишь на зимовку, да и то потому, что мать настаивает.
Пока режу овощи, к дому подъезжает машина. В окно видно лишь серебристый бампер. Заливаю всю эту стряпню квасом и быстрее шагаю на улицу.
– Богдан, – мать целует в щеку.
– Марина Юрьевна, рассказывай давай, – убираю свободную руку в карман шорт, вжимаясь спиной в стену терраски.
– Папа, ты там где? Иди сюда. У меня новость.
– Иду я, что как заведенные все сегодня, – бубнит дед.
Мама качает головой, растягивая губы в улыбке.
– Ну, – дед усаживается в свое кресло, – говори давай, Маринка, мне еще к пчелам идти.
– В общем, мне позвонил Доронин, сказал, что хочет с тобой встретиться в течение недели. Богдан, помнишь, мы с тобой говорили?
– Все? – дед вздыхает.
– Папа!
– Ладно, Бог с вами, – махает рукой, – говори давай.
– Помню, конечно.
– Вот и хорошо. Я тогда приглашу его к нам на следующей неделе, – заключает довольно. – Обедать будем?
– Будем, ни за что не угадаешь, что дед решил подать к обеду.
– Окрошку? – мама приподымает бровь.
– Теть Марина, вы очень проницательны.
– Конечно. Он без нас здесь только ей и питается.
Мама накрывает на стол и несколько раз просит деда сделать телевизор потише, но ему ее просьбы не интересны.
– Приятного всем аппетита.
– И тебе, ма.
Не успеваю замахнуться ложкой, как в кармане начинает вибрировать «яблоко». Свайпаю по экрану.
– Танюха, привет. Не. Я в деревне. Послезавтра приеду. Я тебе потом расскажу. Да, давай пока.
– Танюша звонила? – мама молниеносно оборачивается в мою сторону.
– Ага.
– Как у нее дела?
– Нормально. В педагогический колледж документы подала.
– Такая девочка хорошая, жалко ее так. Серега вон про все на свете забыл.
– Не нагнетай, нормально у них все.
– Маринка, – оживает дед, – тебе Доронин-то Сашка, что ли, звонил? – недовольно.
Мама улыбается, опуская глаза, чтобы дед не видел ее насмешки.
– Он пап, он…
– Вот же неугомонный. Столько лет, а все туда же!
– Папа!
Внимательно смотрю то на нее, то на деда. Тут явно зарыта какая-то собака. Узнать бы еще какая.
– Как не было ума-то у матери твоей, так и нет, – продолжает ворчать дед.
– Все, я на речку пошел, – встаю из-за стола.
Подобные разговоры – это пытка для мозга.
Провожу рукой по капоту «Альмеры», перекатывая на пальцах остатки пыли. Стоит помыть машинку. Но это как вернусь с речки, организму уже невмоготу жара.
***
Герда.
Вставляю в уши серьги с бриллиантами, слегка поправляя макияж. Я готова.
У ворот уже ждет машина. Покрутившись перед зеркалом напоследок, приподнимаю подол белого платья и спускаюсь по лестнице. Отца дома нет, у него какие-то проблемы на работе, и он уже неделю живет в Китае. Его Дашуля шарится по салонам, спуская деньги, а я с улыбкой выхожу из дома. Никто не испортил мне настроение, что не может не радовать.
У ресторана, не успеваю выйти из машины, как сразу же появляется Богдан. Я даже вздрагиваю. Обнимаю его, но не целую, не хочу пачкать помадой.
– Все, последний вечер, – оглядываюсь по сторонам, – даже грустно.
– Сантименты…
– Какой ты бесчувственный…
Богдан мягко смеется, целуя меня в щеку.
– Потанцуем?
– Серьезно? – такого я от него точно не ожидала. – Конечно, – сжимаю его ладонь.
В зале играет медленная музыка. Какой-то английский оркестр. Кладу руки Шелесту на плечи, задирая голову.
– Я так рада, что ты пришел именно в нашу школу, – шепчу, не разрывая визуальный контакт.
– Пришел бы не в вашу, встречался бы с какой-нибудь Глашкой, – крепче прижимает меня к себе.
– Шутник, – смеюсь, – я тебя очень люблю, – останавливаюсь, приподнимаясь на носочки, плевать на помаду, целую, утопая в этой неге ощущений.
– И я тебя, – трется носом о мой висок, – аху*нное платье.
– Эй, давайте уже к нам, – орет Федосеев, – хватит там обниматься.
Богдан сжимает мою ладонь, пропуская вперед. Галантно отодвигает стул, пожимая парням руку.
– Ну что, Гера, по текиле?
– Ой, Макс, отвали, я не пью.
– Ага, рассказывай, не пьет она. Сначала не пьет, потом в бассике купается.
– Федосеев, блин!
– А че я-то?
– Ну тебя. А ты чего ржешь? – толкаю Шелеста в бок.
– Короче, чуваки, школу мы прос*али, впереди универ!
Позитивный тост, ничего не скажешь. Прижимаюсь к Богдану и почти весь вечер не отхожу от него ни на шаг. Не хочется мне всей этой веселухи и глупых танцев. Мне просто хорошо находиться рядом с ним.
Часа через три все разбредаются по ресторану, устраивая негласные соревнования, кто больше выпьет.
Богдан допивает свою текилу и поднимается с места.
– Пойдем, – тащит меня в сторону лестницы.
– Куда мы идем?
– Пошли…
Взбегаю за ним наверх, шагая в конец коридора.
Шелест лапает меня за грудь, пытаясь стянуть вниз верх от платья.
– Ты обалдел? Я не буду делать это здесь, – останавливаюсь, но Богдан продолжает меня тянуть за руку.
– Пойдем, – прижимается, пробегая пальцами по оголенным плечам, целует в шею, растягивая дорожку этих поцелуев до уха, закусывая мочку, – я тебя хочу. Очень хочу.
Мы на втором этаже ресторана, в малоосвещенном углу коридора, и это ни капельки его не смущает. Богдан начинает задирать мое платье, совсем не слушая возражений.
– Я не хочу, не могу, – пищу, млея от узоров, которые его язык рисует на моей шее.
– Все ты можешь, – хрипло и немного грубо…
– Ты пьян…
– Нет, – ладонь ложится на мое бедро под задранным платьем.
– Ненормальный? – отталкиваю его, но он как танк, хрен сдвинешь.
– Нормальный, – шепчет на ухо, а пальцы уже скользят в мои трусики.
